Не судьба - Кирилл Николаевич Берендеев
Потому, наверное, и продажи упали. Директор не хотел — или не решался — создавать отдельную линию теплой одежды, да хоть бы кожаной, кожимитовой, вернее, кожа тоже куда-то делась. Не знаю, почему он так, вроде и погода располагает и на будущее неплохо застолбить место рядом с такими «гигантами» нашего рынка, как «Рассвет» и «Стиль» — кооперативами, специализирующимися на теплой одежке. Правда, тоже не без накладок, но сейчас всем непросто. Шутка сказать, самое мощное шелкоткацкое предприятие — московская «Красная роза» тоже начала штамповать хлопчатобумажные футболки и майки с иноземными лейблами, в основном. Не то шелк на пионерские галстуки закончился, не то… хотя да, наверное, закончился, судя по тому, какого низкого качества они поставляли в наши универмаги. И цвет не алый и снашивается за год. Майки у них, да, держались куда дольше. Тоже, кстати, много кому перешли дорогу из частников, работавших в этом направлении.
Зарплата у меня убавилась, как, впрочем, и у всех остальных сотрудниках кооператива. Ненамного, но как-то неприятно все одно. Вроде бы должны процветать, больше того, кооперативному движению Совмин обязал помогать всеми доступными силами и средствами, в том числе и союзные и республиканские предприятия легкой промышленности. Но те лишь руками разводили, у самих не хватало нитей, тканей, шелка, хлопка, нейлона, почти всего. Нет, вот синтетика имелась и кажется даже в избытке. И краска еще не переводилась. Почему я и предложил перейти на демисезонную одежду — куда проще, хотя бы исходя из нынешнего товарного голода, шить синтепоновые куртки или плащи, чем строчить откровенную поделку, от которой наших покупателей воротит. Кажется, в Узбекистане совсем перестали производить хлопок, даже те полмиллиона тонн, которые собирали там реально перед началом «хлопкового дела».
Директор все видел, видимо, все понимал, особенно то, что конкуренция растет с каждым месяцем, но все одно — не решался. Он видимо, настроил себя на постоянный спрос, да позабыл, что и сам может столкнуться с дефицитом. Смешно, конечно, наш кооператив был и создан-то именно для того, чтоб с нехваткой товаров первой необходимости бороться, а получалось, и сам попал под раздачу.
В начале октября легкие рубашки совсем перестали пользоваться спросом. А тут еще обувная фабрика «Кимры» выбросила не шибко годные, как оказалось, но по дизайну вполне себе стильные кроссовки имени себя. Лекала полностью повторяли известные всему миру «адидасы», с поправкой на возможности советской промышленности, но даже полоски имелись, только две, а не три, видимо, чтоб подчеркнуть особенность. Почти такой же шаг, как в свое время у «Рабочей одежды», вместо того, чтоб помогать — вовсю теснившей с рынка джинсовых поделок кооператоров. Теперь у фирмы появилась линия добротных рубашек-ковбоек и поло, а так же вельветовые джинсы — возрожденный писк моды начала восьмидесятых. И все, разумеется, из хлопка высшего сорта и с минимальной наценкой. Не то руководство не понимало, что делает, не то делало это сознательно. Многие вспомнили наше ателье. Некоторые в связи с выходом новых а-ля «Адидас» кроссовок подмосковного монстра. В нашем кооперативе прокомментировали новость примерно так:
— Ну вот, теперь можно ожидать новой кровавой бойни из-за долгов.
Когда я услышал это в первый раз, кровь бросилась в голову. Во второй — нашел первого, кто произнес эти слова и без единого дал в морду. Директор вызвал к себе, сперва отчитывал, потом понял, что я не слушаю. Внезапно сам извинился за сотрудника.
— Сами не понимают, кому это говорят.
— Он не мне произнес, просто мысли вслух, — ответил я.
— Тогда зачем полезли в драку?
Я промолчал. Не понимает, что гадко на душе, не видит, насколько пусто. Да, Артур не был ангелом, но и столь жестокой смерти не заслуживал, что говорить о его семье. Да при чем тут он… мерзко даже не столько от того, что сказали, а будто человек, произнесший это, вообще не относится ни к нашему кооперативу, ни к торговле в принципе.
Хотя о чем я… конечно, речь об Артуре. Не помяни его историю, обойдись другими словами, я бы не вспылил. А так сотрудники обо мне вспоминали, лишь когда надо было платить взносы в кассу взаимопомощи или еще по какому-то поводу — годовщине, к примеру, или подобному общему мероприятию. В друзья я ни к кому не набивался, да и сам никто с предложением не подходил. Жил и жил, никого не трогая, никому не мешая, наверное, неправильно, но с дырой в сердце, которую, как казалось, залечил, да выяснилось, лишь залатал наспех. Артур для меня все одно оставался больше, чем просто другом. И пусть для него я был знакомым, но не более, это ничего не меняло. Как не меняло и моего отношения к нему — что бы я ни пытался рассказать себе о том, насколько для меня неважна, вернее, важна, но в ином плане, его гибель. Чтобы ни придумывал о логике и необходимости из чувства долга довести дело до конца.
Тем более, дело как раз довести надо — я заметил несколькими днями до драки, что все записи в коробке обрываются самым концом прошлого года. Почему-то прежде не обращал на это внимания. Была ли другая? Я решил выяснить у Елены.
Позвонил ей из автомата, попросил о встрече. Она куда-то спешила, но спросила, не о расследовании ли моем речь? Отчасти да, о нем. Я спросил о второй коробке. Не раздумывая ни минуты, она попросила подъехать сейчас же. Что и сделал.
В автобусе транслировали итоги олимпийской пятницы — третьего с конца дня соревнований в Сеуле. Салон замер, внимая голосу диктора. Еще бы, наша страна, как никогда прежде, за исключением, конечно, московской олимпиады, крушила
